База знаний
Краткий обзор судебной практики по установлению невменяемости: особенности отечественного и зарубежного судопроизводства
Краткий обзор судебной практики по установлению невменяемости: особенности отечественного и зарубежного судопроизводства

Краткий обзор судебной практики по установлению невменяемости: особенности отечественного и зарубежного судопроизводства

«Вы говорите, что я преступник и убийца? Но я психически нездоров. Увидите, суд признает меня больным человеком, я получу спокойную старость в комфортной клинике… всем уже наплевать на то, что я совершил. Об этом уже забыли»
Из монолога «черного рейдера» Гаэтано Корриди, сериал «Спрут»

Статья 14 Международного пакта о гражданских и политических правах утверждает, что каждый обвиняемый в преступлении имеет право на справедливое разбирательство его дела компетентным, независимым и беспристрастным судом. Тем не менее, положение дел в судебной психиатрии таково, что в некоторых случаях у критически настроенного человека могут возникнуть обоснованные сомнения — точно ли всегда и безоговорочно можно признать за судом все три характеристики? (подробнее можно об этом можно прочитать в наших статьях «Противоречия и коллизии в российском законодательстве о невменяемости: чем угрожают «пробелы» в судебной психиатрии?», «Признать умалишенным»: медицинские и юридические критерии невменяемости в уголовном процессе» и «Особенности установления невменяемости в уголовном процессе»)

Поскольку действующая в судебной психиатрии и уголовном праве практика обязывает эксперта решать вопрос о невменяемости, определять необходимость назначения и вид принудительной меры медицинского характера, а суд не имеет реального механизма оценки таких решений, то очевидно, что по определенным делам компетентность, независимость и беспристрастность суда могут быть поставлены под сомнение. Признавая решение экспертов de jure, суд, несомненно, вынужден полагаться на компетентность, независимость и беспристрастность экспертов. В таком случае недостатки судебной практики и пробелы в законодательстве должны были бы компенсироваться совершенством судебно-психиатрического исследования. Возможно, законодатель на это и рассчитывает? В связи с этим, естественно, представляет интерес судебная практика решения вопросов вменяемости–невменяемости и назначения принудительной меры медицинского характера.

1. Отечественная судебная практика установления невменяемости.

Крайне редки случаи, когда некачественно выполненная экспертиза отвергается судом как ненадлежащее доказательство вменяемости подсудимого. Так, постановлением Выборгского районного суда города Санкт-Петербурга от 2005 г. о применении принудительных мер медицинского характера за совершение запрещенных уголовным законом деяний, предусмотренных п. «б» ч. 3 ст. 132 УК РФ, гражданин А. был освобожден от уголовной ответственности и направлен на принудительное лечение в психиатрический стационар общего типа.

Определением судебной коллегии по уголовным делам Санкт-Петербургского городского суда указанное постановление было отменено, в том числе по тем основаниям, что суд не дал надлежащей оценки двум экспертным заключениям, а именно не учел то обстоятельство, что повторная экспертиза была назначена в связи с нарушениями уголовно-процессуального закона, не разрешил вопрос о допустимости/недопустимости указанного доказательства в связи с имеющимися нарушениями УПК РФ. Из материалов дела усматривается, что при проведении стационарной комплексной судебно-психолого-сексолого-психиатрической экспертизы экспертам не были разъяснены их права и обязанности в соответствии со ст. 57 УПК РФ. Данные обстоятельства могли повлиять на полноту и объективность заключения, в связи с чем в силу п. 3 ч. 2 ст. 75 УПК РФ оно является недопустимым и подлежит исключению из перечня доказательств.

В подавляющем большинстве исход дела об установлении невменяемости предопределяется результатами судебно-психиатрической экспертизы, что периодически приводит к тому, что назначенные принудительные меры медицинского характера являются недостаточными для охраны общества от последующих действий невменяемого человека.

Так было в уголовном деле об убийстве пятилетнего Богдана Прахова, широко обсуждавшемся в СМИ в 2012 году. «19» июня 2012 г. недалеко от села Грибово Петушинского района Владимирской области мальчик катался на велосипеде вместе со своим другом, когда из леса внезапно выскочил мужчина, схватил Богдана и убежал. На следующий день тело мальчика нашли волонтеры, оно находилось в лесу в 700 метрах от места похищения. Пострадавший скончался от полученной черепно-мозговой травмы.

В январе 2013 года преступление было раскрыто. Под стражу взят тридцатипятилетний Сергей Козлов, являющийся инвалидом 2-й группы в связи с психическим заболеванием. Его причастность к убийству была подтверждена результатами генетической экспертизы. Поясняя мотивы своего злодеяния, убийца пояснил, что ребенок «недобро посмотрел на него». После пребывания во Владимирской областной психиатрической больнице № 1 в семилетнем возрасте Козлов был взят под диспансерное наблюдение районным психиатром. В 1995 году Козлов уже был фигурантом подобного дела, которое прекратили из-за признания его невменяемым — в январе 1995 года он напал на катавшегося с горки восьмилетнего мальчика и ранил его ножом. Однако в 2005 году Козлов был снят с учета в связи со стабилизацией самочувствия и адаптированностью в обществе. В дальнейшем он эпизодически самостоятельно обращался к медицинским специалистам по поводу сильных головных болей и низкого артериального давления.

Между тем проведенной по ходатайству следователя психиатрической судебной экспертизой у Козлова обнаружено психическое расстройство и поставлен диагноз олигофрения в стадии дебильности и умственная отсталость. При этом специалисты отметили, что глубина психических нарушений столь значительна, что лишала его в период инкриминируемых ему деяний возможности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. Несмотря на сложившуюся практику ВС РФ, что легкие степени олигофрении не являются основанием для признания преступника невменяемым, суд счел Козлова невменяемым и назначил ему принудительное лечение в психиатрическом стационаре специализированного типа с интенсивным наблюдением.

Зачастую встречаются лица, симулирующие психическое расстройство или преувеличивающие уже имеющееся. Таким образом они стремятся миновать наказания в виде направления в исправительное учреждение. Так, например, по громкому делу Уктусского стрелка, обвиняемого в убийстве двух девушек, подозреваемый Алексей Александров и на следствии, и в суде рассказывал, что на убийство пошел якобы из-за издевательств, которые терпел в школе и в училище: его избивали, унижали, у него отбирали деньги более крепкие одноклассники и однокурсники. Учился он в специальном коррекционном классе, отсрочку от призыва получил только один раз по справке, что находится под наблюдением психиатра в связи с перенесенной накануне призывной комиссии черепно-мозговой травмой, — а в дальнейшем просто игнорировал военкомат и в армии в итоге так и не служил.

Александров утверждал, что за свою жизнь перенес четыре тысячи обид, и решил, что за это должен убить четырех человек, причем главное — остаться безнаказанным. Даже придумал название — «План возмездия». На суде он активно и с удовольствием говорил об этом, стараясь добиться признания невменяемым.

Однако, по мнению проводящих экспертизы психологов-психиатров, все слова Алексея о перенесенных унижениях — это не правда, а придуманная и тщательно отрепетированная речь, направленная на снижение вины. Несмотря на то, что Александров просил провести новую психолого-психиатрическую экспертизу, суд признал его вменяемым и осудил на пожизненное заключение в соответствии с пунктами «а», «и» части 2 статьи 105 УК РФ, а также постановил взыскать с Александрова 1 млн рублей в качестве компенсации морального вреда (Приговор Свердловского областного суда от 29.09.2020 г. по делу № 2-28/2020).

«25» декабря 2020 года Октябрьский районный суд Санкт-Петербурга приговорил бывшего преподавателя СПбГУ Олега Соколова к 12 годам и шести месяцам колонии строгого режима по обвинению в убийстве (ст. 105 УК) и незаконном хранении оружия (ст. 222 УК).

Психолого-психиатрическая экспертиза Соколова показала, что он не страдает никаким болезненным состоянием психики или слабоумием, ему свойственны вспыльчивость, демонстративность, потребность быть в центре внимания в сочетании с завышенной самооценкой, склонность к аффективной ригидности, к браваде и риску. Соколов не выказал признаков патологического аффекта или бреда или галлюцинаций, действовал последовательно и целенаправленно. Он утверждал, что события 8 ноября 2019 года помнил фрагментарно, как кадры: «Очнулся от ощущения холода: стою у реки и понимаю, что что-то произошло; появился ужас, что я чудовище; пошел домой». Но подробный опрос и исследование не подтвердили, что Соколов не отдавал отчета в собственных действиях, хотя они и были для него самого субъективно неожиданными. А длительная психотравмирующая ситуация, установленная у Соколова, не лишала его способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими.

Не редкость случаи, когда преступникам все-таки удается обмануть суд и уйти от реального наказания. Самый яркий пример последнего времени — Вячеслав Дацик по кличке Рыжий Тарзан, чемпион по боям без правил.

Несколько лет назад он был осужден в Санкт-Петербурге за серию грабежей. Но его признали невменяемым и отправили в спецпсихушку. Некоторое время «тарзан» лечился в особом стационаре, потом его перевели в обычную психбольницу. Оттуда боец без правил вскоре сбежал в Норвегию, где тоже оказался в тюрьме. В марте 2011 года Дацик вернулся на Родину — под конвоем. «07» декабря 2012 года Невский районный суд Петербурга приговорил Дацика за ограбление салона сотовой связи к 5 годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима.

Понятно, что судам лучше в подобных диагнозах не ошибаться. Поэтому Верховный суд России в Пленуме от «07» апреля 2011 г. № 6 «О практике применения судами принудительных мер медицинского характера» дал подробные пояснения по процедуре. К слову, до этого последний раз Верховный суд давал разъяснения о применении принудительных мер медицинского характера в 1984 году. С тех пор многое изменилось, в том числе практика назначения «принудительного лечения».

Поэтому пленум Верховного суда обратил особое внимание, что применение принудительных мер медицинского характера возможно только после того, как суд лично удостоверится в состоянии подсудимого. Решая же вопрос о прекращении принудительного лечения, либо переводе больного из спецлечебниц под охраной тюремного ведомства в социальные психиатрические стационары, либо вовсе на принудительное амбулаторное наблюдение, суд должен смотреть, опасен ли больной для себя и окружающих. Переосвидетельствовать состояние человека, которому назначено принудительное лечение, должна комиссия врачей-психиатров не реже чем раз в полгода.

Из анализа многочисленных постановлений Верховного суда можно прийти к выводу, что различные виды расстройств личности в том числе органические (т.е. травмы головного мозга) и легкие степени олигофрении не являются основанием для признания преступника невменяемым.

Так в определении Судебной Коллегии Верховного Суда РФ от 11 декабря 1997 г. суд обоснованно признал лицо виновным в умышленном убийстве с особой жестокостью. Согласно заключению экспертов, проводивших комплексную психолого-психиатрическую экспертизу, Серебряков обнаруживает последствия органического поражения центральной нервной системы сложного генеза с умственными эмоционально-волевыми нарушениями. Однако особенности психики Серебрякова не сопровождаются расстройствами памяти, мышления. Серебрякова следует считать вменяемым. Как обнаруживающий признаки органического поражения центральной нервной системы с эмоционально-волевыми нарушениями, склонностью к аутоагрессивным и агрессивным реакциям в личностно-значимых конфликтных ситуациях Серебряков нуждается в амбулаторном принудительном наблюдении и лечении у психиатра по месту отбывания наказания.

Психическое расстройство, не исключающее вменяемости, учитывается судом при назначении виновному наказания (ч.2 ст.22 УК РФ). Из материалов дела по Постановлению Президиума Верховного Суда РФ от 4 марта 1998 г. следует, что Лебедев страдает хроническим психическим расстройством (олигофренией) в степени легкой дебильности. При назначении Лебедеву наказания суд учел ч.2 ст.22 УК РФ. Президиум Верховного Суда РФ изменил ему наказание до трех лет лишения свободы.

Согласно обзору судебной практики Верховного Суда РФ за II квартал 2002 г. (по уголовным делам) (утв. постановлением Президиума Верховного Суда РФ от 17 июля 2002 г.) суд установил, что Моржухина страдает хроническим психическим расстройством в форме расстройства личности истерического (диссоциативного) типа. Президиум отменил определение, по которому Моржухина была освобождена от уголовной ответственности, и передал дело на новое судебное рассмотрение (Постановление № 82 п.2002 пр. по делу Моржухиной).

На практике и в теории вопрос квалификации действий лица, совершившего запрещенное уголовным законом деяние в состоянии невменяемости, недооценен и в достаточной степени не проработан, так как данные обстоятельства на степень суровости вынесенного решения не влияют.

Достаточно часто возникают реальные практические ситуации, связанные с неправильной квалификацией действий лица, совершившего запрещенное уголовным законом деяние в состоянии невменяемости. Например, бывают случаи, когда квалификация действий невменяемого лица влечет серьезные правовые последствия для окончательного решения по делу и судьбы других фигурантов. В деле № 308/14 Чертановского районного суда судебное решение, которым были неверно квалифицированы действия обвиняемого, повлияло на приговор в отношении других лиц, также являющихся фигурантами по уголовному делу. Формально в качестве доказательства по делу — это судебное решение не учитывалось, но правоприменители зачастую толкуют приговор в отношении соучастника (или решение о применении принудительных мер медицинского характера) как обстоятельство, имеющее преюдициальное значение для оценки действий других соучастников, хотя таковым оно являться не может.

Особенно часто трудности в квалификации деяний встречаются при юридической оценке преступлений, совершенных в составе группы. Если в ходе расследования установлено, что кто-либо из соучастников совершил деяние в состоянии невменяемости, то, как правило, уголовное дело в отношении такого фигуранта выделяется в отдельное производство. При этом в большинстве случаев следователь дает юридическую оценку действиям невменяемого лица, аналогичную действиям других соучастников, а суд соглашается с данной квалификацией, так как принимаемое по итогам рассмотрения дела решение (применение принудительных мер медицинского характера) не зависит от оценки совершенного деяния.

Еще одной ситуацией, когда квалификация действий невменяемого может иметь первостепенное значение, является вопрос конкуренции статей, по одной из которых срок давности привлечения к уголовной ответственности истек или уголовное преследование прекращается вследствие акта об амнистии. При таких условиях обвиняемый может быть освобожден от ответственности по данным основаниям, что не может повлечь применение в отношении него принудительных мер медицинского характера.

Так, постановлением Чертановского районного суда г. Москвы действия П. были квалифицированы по ч. 3, ст. 30, п. «ж, з» ч. 2 ст. 105 УК РФ, при этом установлено, что П. совершил общественно опасное деяние, квалифицируемое как покушение на убийство группой лиц по предварительному сговору, по найму. Потерпевшему действиями П. причинен тяжкий вред здоровью, а указанная квалификация была дана с учетом направленности умысла, признанного невменяемым лица, совершившего общественно опасный поступок. В случае квалификации по фактически наступившим общественно опасным последствиям действия П. подлежат юридической оценке по признакам п. «г» ч. 2 ст. 111 УК РФ.

Хотелось бы еще раз отметить, что основаниями прекращения уголовного дела могут являться истечение сроков давности привлечения к уголовной ответственности, а также акт об амнистии. В случае неверной квалификации совершенного деяния существенно нарушается право обвиняемого на прекращение уголовного дела (преследования) по названным основаниям.

Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы РФ, по своей сути. содержат все необходимые нормы для правильной квалификации рассматриваемых деяний. Однако в связи с отсутствием единообразия судебной практики возникает острая необходимость в соответствующих разъяснениях Верховного Суда РФ.

Бытует мнение, что процесс с участием невменяемых слишком предвзят и однобок, а ведь речь идет о наименее социально защищенной категории граждан, но это не совсем верно.

Так, по постановлению Новосибирского областного суда от 19.05.2010 г. в отношении К. в связи с временным расстройством психического состояния, наступившим после совершения преступления, применены принудительные меры медицинского характера в виде лечения в психиатрическом стационаре специализированного типа с интенсивным наблюдением.

Проведенной в ходе предварительного следствия стационарной комплексной психолого-психиатрической экспертизой установлено, что К. ранее каким-либо хроническим психическим расстройством или слабоумием не страдал, в период времени, относящийся к инкриминируемому ему деянию, признаков какого-либо болезненного расстройства психической деятельности не обнаруживал, мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. Вместе с тем у него обнаружено временное болезненное расстройство психической деятельности на фоне органического личностного расстройства вследствие повреждения головного мозга сложного генеза (алкогольно-травматического), которое возникло в период после совершения преступления. Указанное временное психическое расстройство лишает К. в настоящее время способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими, в связи с этим он нуждается в применении принудительных мер медицинского характера.

Поскольку решение судьи о проведении судебного разбирательства по вопросу о применении к К. принудительной меры медицинского характера в отсутствие самого К., принятое без учета фактического состояния психики и реальной способности К. самостоятельно осуществлять процессуальные действия, определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от «21» сентября 2010 г. № 67-О10-70 постановление было отменено.

Широко известны случаи, когда человек в прямом смысле допился до чертиков и совершил убийство. По уголовному делу № 2-145 Брянского районного суда сельчанин Н. вел асоциальный образ жизни, и местные частенько наведывались к нему, чтобы вместе выпить. Однажды, будучи в запое, Н. толкнул собутыльника, тот упал и получил тяжкие телесные повреждения. Но поскольку подэкспертный из-за употребления алкоголя был соматически ослаблен, еле мог встать с кровати и сделать несколько шагов, следственные органы не стали его арестовывать. Однако не прошло и недели, как произошел новый эпизод. Дело дошло до убийства. Если по первому факту Н. описал, какие события происходили, то по эпизоду убийства вспомнил только, что после употребления спиртного уснул с собутыльником в одной комнате и ему приснилось, что в доме черт. Проснувшись, он принял односельчанина, оставшегося у него ночевать, за этого черта, в связи с чем нанес ему кочергой сильнейшие многочисленные удары, приведшие к смерти.

Подробно изучив ситуацию, эксперты пришли к выводу, что подэкспертный страдает хроническим алкоголизмом. При этом на момент причинения тяжких телесных повреждений по первому эпизоду он мог сознавать фактический характер, общественную опасность своих действий и руководить ими. Что касается второго эпизода, то во время совершения убийства мужчина находился в состоянии временного расстройства психической деятельности и, соответственно не мог сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. В связи с чем по второму эпизоду преступления гражданин Н. был признан судом невменяемым и к нему были применены меры медицинского характера в виде принудительного лечения от алкоголизма.

Однако в настоящий момент принудительные меры в отношении лиц, совершивших преступления и признанных нуждающимися в лечении от алкоголизма или наркомании, исключены из ст. 97 УК РФ Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ.

Иногда высказывается мнение, что принуждение к лечению от алкоголизма и наркомании в настоящее время и так возможно при наложении судом соответствующей обязанности на условно осужденного по ч. 5 ст. 73 УК РФ. Однако реализация принудительного лечения в этом случае имеет существенные отличия.

Во-первых, обязанность пройти курс лечения от алкоголизма, наркомании, токсикомании может быть возложена на условно осужденного, а равно на условно-досрочно освобожденного (ч. 5 ст. 73 УК РФ, ч. 2 ст. 79 УК РФ). Однако при этом следует учитывать: а) законодательные ограничения в применении условного осуждения и условно-досрочного освобождения; б) возможность применения принудительного лечения лишь в течение испытательного срока либо неотбытого срока наказания.

Во-вторых, прохождение курса лечения от наркомании предусмотрено ст. 82.1. УК РФ при отсрочке отбывания наказания больным наркоманией (норма введена Федеральным законом от 7 декабря 2011 г. № 420-ФЗ), однако и в этом случае: а) отсрочка может быть применена лишь к лицу, осужденному к лишению свободы, признанному больным наркоманией, совершившему впервые преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 228, ч. 1 ст. 231 и ст. 233 УК РФ; б) условием предоставления отсрочки является добровольное желание виновного пройти курс лечения от наркомании; предельный срок отсрочки и, соответственно, лечения ограничен пятью годами.

В-третьих, согласно ч. 3 ст. 18 УИК РФ к осужденным к принудительным работам, аресту, лишению свободы, больным алкоголизмом, наркоманией, токсикоманией, учреждением, исполняющим указанные виды наказаний, по решению медицинской комиссии применяется обязательное лечение. В уголовно-исполнительной системе для содержания и амбулаторного лечения осужденных, больных алкоголизмом и наркоманией, организуются лечебные исправительные учреждения (ч. 2 ст. 101 УИК РФ). Таким образом: а) решение вопроса о применении недобровольного лечения лиц, больных наркоманией, токсикоманией и алкоголизмом, исключено из компетенции суда, осуществляется во внесудебном порядке, что некоторыми учеными оценено негативно; б) принудительное лечение может быть применено лишь к осуждённым к трём видам наказания, причём применение двух из них — ареста и принудительных работ — в настоящее время отсрочено; в) принудительное лечение также ограничено сроком наказания, причём минимальный срок ареста составляет один месяц, принудительных работ и лишения свободы — два месяца.

Ряд исследователей обоснованно, на наш взгляд, настаивает на необходимости возвращения в действующее уголовное законодательство в качестве принудительной меры медицинского характера лечения лиц, страдающих алкоголизмом либо наркоманией.

Согласно действующей на территории РФ Международной классификации болезней (МКБ-10) употребление психоактивных веществ (алкоголя, наркотических и токсико-манических средств), вызывающих при злоупотреблении ими зависимость, относится к разделу Б («Психические расстройства и расстройства поведения») рубрики Б10-19 («Психические расстройства и расстройства поведения, связанные с употреблением психоактивных веществ»). Названные заболевания оказывают существенное влияние на осознанную волевую деятельность лица. Соответственно, и воздействие лишь наказанием на волевую сферу такого лица без устранения основной причины опасного поведения — психического заболевания (заболевания алкоголизмом, наркоманией) — будет неполноценным и не достигнет поставленной цели.

В этой связи высказано и другое мнение: поскольку п. «в» ч. 1 ст. 97 УК РФ называет в качестве субъектов, к которым применяются меры медицинского характера, лиц, совершивших преступление и страдающих психическими расстройствами, не исключающими вменяемости, то и лица, злоупотребляющие психоактивными веществами, входят в этот круг, а потому из ч. 3 ст. 18 УИК РФ следует исключить указание на лиц, страдающих алкоголизмом, наркоманией и токсикоманией, поскольку порядок назначения им мер принудительного медицинского характера уже регламентирован п. «в» ч. 1 ст. 97 УК РФ.

Хотелось бы согласиться с таким мнением, однако анализ содержания ч. 2 и 3 ст. 18 УИК РФ позволяет сделать вывод о том, что законодатель рассматривает лиц, страдающих психическим расстройством, не исключающим вменяемости, которое связано с опасностью для себя или других лиц (ч. 2), и лиц, больных алкоголизмом, наркоманией или токсикоманией (ч. 3), как относящихся к различным категориям.

Весьма неоднозначная новелла ст. 72.1 была включена в УК РФ Федеральным законом от 25 ноября 2013 г. № 313-ФЗ.

Согласно ст. 72.1 УК РФ при назначении лицу, признанному больным наркоманией, основного наказания в виде штрафа, лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, обязательных работ, исправительных работ или ограничения свободы суд может возложить на осужденного обязанность пройти лечение от наркомании и медицинскую и (или) социальную реабилитацию. Контроль за исполнением осужденным данной осуществляется уголовно-исполнительной инспекцией.

На первый взгляд, указанные нормы решают проблему применения принудительного лечения в случае назначения альтернативных лишению свободы видов наказания. Однако налицо непроработанность этого вопроса:

  • необъяснима юридическая природа принудительного лечения. Оно не отнесено к принудительным мерам медицинского характера, но и в содержание соответствующих видов наказания (ст. 46-47, 49-50, 53 УК РФ) обязанность пройти курс лечения и медицинской и (или) социальной реабилитации не включена.
  • неясен срок, в течение которого осуждённый должен проходить курс лечения и медицинской и (или) социальной реабилитации. Ограничивается ли этот период временем фактического исполнения (отбывания) назначенного наказания либо охватывает весь период судимости, закон не уточняет. Нет упоминания и о последствиях досрочного прекращения отбывания наказания по любым уголовно-правовым, уголовно-процессуальным и уголовно-исполнительным основаниям.
  • в законе не сформулированы ни понятие уклонения (злостного уклонения) осуждённого от прохождения лечения от наркомании и медицинской и (или) социальной реабилитации, ни последствия подобного уклонения.

Изложенное позволяет прийти к выводу, что в вопросе установления невменяемости отсутствует единообразная судебная практика. Каждый случай отдан на откуп внутреннему убеждению судьи, такому же неуловимому как бозон Хиггса и основанному зачастую на личностном отношении к ситуации. При этом государство не дает стопроцентных гарантий, что внутренние убеждения судьи не дадут осечку, и тогда вменяемый преступник избежит наказания, а на свободе окажется психопат, нуждающийся в специализированном психиатрическом лечении.

2. Судебная практика по установлению невменяемости зарубежных стран на примере США

Положения о том, что психически больной человек не может нести уголовную ответственность за свои действия, приняты во всех правовых системах мира. Для англо-американской системы данное утверждение уходит своими корнями глубоко в историю, что немаловажно в смысле огромного влияния прецедентного права на законодательство и правоприменение в целом. Прерогатива толкования конституции США и соответствия правовых реалий ее положениям принадлежит Верховному Суду США, который в деле Форд против Ваинрайт воспроизвел положение раннего английского общего права о недопущении применения наказания в виде смертной казни по отношению к «потерявшим здравомыслие» лицам.

Вместе с тем во второй половине XX века Верховным Судом США было принято несколько решений, в соответствии с которыми психически больные лица могли привлекаться к уголовной ответственности, осуждаться и помещаться в пенитенциарные учреждения. По крайней мере три судебных решения: по делам Даски против Соединенных Штатов, Пэйт против Робинсон и Дроп против штата Миссури — стали отправной точкой в деятельности американских судов по вопросам невменяемости.

По делу Даски Верховный Суд США разрешил проблему надлежащего стандарта для определения возможности привлечения лица к уголовной ответственности. Компетентность лица в подобном случае должна быть такой, чтобы «подсудимый, в разумной степени рационального понимания, мог консультироваться со своим адвокатом и осознавать фактическое значение слушаний против него». Шестью годами позже, в деле Пэйта, Верховный Суд установил правомерность «добросовестного сомнения» относительно психической компетентности подсудимого, в случае, когда судья отклонил возможность проведения повторной экспертизы, что было расценено как лишение Робинсона его конституционного права на справедливое судебное разбирательство. Суд постановил, что в таком случае судья обязан провести повторное судебное слушание по этому вопросу.

В деле Дропа Верховный Суд снова подтвердил неправомерность попыток суда первой инстанции толковать юридический критерий невменяемости наиболее предпочтительным для себя образом. Здесь конституционное право подсудимого на справедливое судебное разбирательство было нарушено, когда судья не смог провести «достаточное исследование компетентности подсудимого» для привлечения последнего к уголовной ответственности (не были объективно оценены показания свидетелей относительно иррационального поведения подсудимого, а также не был принят во внимание тот факт, что подсудимый выстрелил себе в живот во время слушаний).

Верховный Суд постановил, что при исследовании вопросов о «подтверждении иррационального поведения подсудимого» необходимо учитывать его поведение во время судебного разбирательства и любое предшествующее медицинское заключение относительно психической компетентности, помимо этого необходимо установить, требуется ли повторная экспертиза, но «любого из этих факторов… может быть достаточно».

В нашумевшем слушании по делу Форд против Ваинрайт Верховный Суд признал неправомерность назначения смертной казни в отношении невменяемого, так как иначе был бы нарушен конституционный принцип неприменимости жестоких и необычных наказаний, предусмотренный восьмой поправкой к Конституции США. При этом было разъяснено, что еще со времен раннего английского общего права одобрялся именно такой подход. Основывается этот подход и на законодательных традициях каждого из штатов, где не назначается наказание в виде смертной казни в отношении невменяемых. Как и столетия назад, на сегодняшний день для американских юристов не менее, чем прежде ясно, что нельзя не подвергать серьезному сомнению карательную направленность смертной казни против тех лиц, «которые не имеют никакого понимания относительно того, почему их лишают фундаментального права на жизнь».

Вообще, в США имеются два подхода к определению невменяемости лица с целью вынесения наказания. В своем особом мнении по делу Форда судья Пауэлл охарактеризовал определение невменяемости с целью назначения высшей меры наказания в том смысле, что «восьмая поправка запрещает смертную казнь только в отношении тех, кто не осознает причину и цель наказания, применяемого к нему». Данный подход основывается на придании главенствующей роли интеллектуальному признаку невменяемости. Другой подход объединяет интеллектуальный признак со способностью осуществлять свою защиту по делу. В данном случае речь идет об осознании значимости судебных процедур и способности помогать своему адвокату в проведении адекватной защиты.

В 1990 году Верховный Суд США принял первое из двух важнейших решений по поводу принудительного психиатрического лечения лиц, совершивших преступление и признанных невменяемыми. Уолтер Харпер после вынесения ему обвинительного приговора, находясь в пенитенциарном учреждении, возразил против воздействия на него посредством антидепрессантов для лечения его психических аномалий. Суд согласился с тем, что Харпер обладал «существенной заинтересованностью в предотвращении нежелательных последствий от психотропных препаратов, согласно клаузуле о надлежащей правовой процедуре четырнадцатой поправки к Конституции США». В решении были установлены необходимые требования для вынесения судами подобного рода решений. В частности, обязательность медицинского освидетельствования, по результатам которого существует явная необходимость психиатрического лечения, а также одобренные в судебном слушании рекомендации психиатра, что поможет применять психотропные препараты для лечения только в случаях серьезных психических расстройств, которые создают явную опасность для окружающих или самого субъекта. Данные положения позволяют учесть и интересы подсудимого (заключенного), когда неблагоприятные последствия от таких препаратов менее ощутимы, чем улучшения в психологическом состоянии больного. И именно совокупность этих требований приводит к соответствию действий суда в отношении невменяемых конституционным установлением о надлежащей правовой процедуре (Washington v. Harper, 494 U.S. 210 (1990).

Спустя два года по делу Риггинса против штата Невада Верховный Суд США, рассматривая вопрос о принудительном психиатрическом лечении, усмотрел нарушение не только четырнадцатой, но и шестой поправки к Конституции США (право на разбирательство дела беспристрастным судом присяжных). В суде первой инстанции состав присяжных отказал Риггинсу в праве на рассмотрение вопроса о принудительном психиатрическом лечении, которое он полагал нецелесообразным. Верховный Суд США отменил решение нижестоящего суда и заявил, что «насильственное введение препарата в орган человека, несогласного с этим… представляет существенное ограничение личных свобод этого человека». Было выяснено, что заявление Риггинса было отклонено судом первой инстанции еще до вынесения окончательного приговора, причем не были соблюдены правила определения медицинской целесообразности, установленные Верховным Судом ранее по делу Харпера. Верховный Суд пояснил, что требования клаузулы о надлежащей правовой процедуре были бы соблюдены, «если бы обвинение участвовало в разбирательстве, а окружной суд установил бы, что лечение психотропными препаратами является подходящим с медицинской точки зрения, рассмотрев при этом менее императивные альтернативы и установив существенную пользу для личной безопасности Риггинса или безопасности окружающих» (Riggins v. Nevada, 504 U.S. 127 (1992).

Однако ни одна из существующих на сегодняшний день в США теорий наказания не исключает помещения в пенитенциарные учреждения лиц, не обладающих достаточным контролем над своим поведением из-за психического заболевания. Такое положение вещей сохраняется по разным причинам. Например, по причине того, что общество заслуживает быть защищенным от преступных деяний ее членов вне зависимости от их психического состояния, а помещение в психиатрическую лечебницу не всегда приводит к длительному ограничению свободы (иногда около 2-х лет). Другие доводы основаны на удержании остальных членов общества от совершения преступлений через наказание того, кто совершил преступление, или через причинение адекватных страданий преступнику.

Тем не менее англо-американское общество всегда признавало невозможность ответственности невменяемых лиц и исходило из того, что признание невменяемым хотя и освобождает от применения уголовного наказания, но все-таки в той или иной степени клеймит человека на всю оставшуюся жизнь в глазах окружающих, что является не менее значимым для него лишением и может рассматриваться в известном смысле как самостоятельная санкция.

История развития мирового уголовного права показала, что контроль над своим поведением является важной составляющей уголовной ответственности, приводящий к вынесению решений о невменяемости подсудимого.

ПОДПИСАТЬСЯ НА РАССЫЛКУ